Владислав ходасевич

Третьяка заменили по ходу матча только один раз в карьере

Один из самых неудачных матчей Третьяк провел на Олимпийских играх 1980 года в Лейк-Плэсиде. В решающем матче второго группового этапа сборная СССР играла против США.

К концу первого периода СССР вел со счетом 2:1. На последних секундах нападающий Дэйв Кристиан бросил с середины площадки. Третьяк оказался не готов к броску и отбил шайбу перед собой. Нападающий Марк Джонсон забрал подбор, обыграл Третьяка и забил в пустые ворота за секунду до конца игрового времени. После этой ошибки тренер сборной СССР Виктор Тихонов заменил Третьяка. Это была первая замена Владислава по ходу матча в карьере.

На Олимпийских играх 1980 года Третьяк провел 5 матчей и пропустил в них 9 голов. Фото: ria.ru

Советские хоккеисты были против замены. Нападающий Сергей Макаров позже рассказывал об этом эпизоде:

Замена Третьяка придала уверенности американцам, которые провели один из лучших матчей на турнире. Сборная СССР проиграла со счетом 3:4 и упустила золотые медали. Североамериканские журналисты назвали победу США в этом матче «чудом на льду».

Учёба, первые заработки и профессиональные звания

В 1881 году Нестеров отправился в Петербург и поступил в Академию художеств. Через год, разочаровавшись, возвращается в Москву, надеясь продолжить обучение у любимого педагога. Но застал Перова тяжело больным и едва успел закончить портрет умирающего наставника.

В 1882 году – Нестеров вновь студент Училища живописи, на этот раз он ученик Саврасова А.К., позже Маковского В.Е.

В 1884 году художник зарабатывает первые деньги, иллюстрируя издания, в том числе сборники сказок Пушкина, произведения Гоголя и Достоевского. В это же время увлекается исторической тематикой допетровской эпохи. В этом амплуа и получил известность, а за работу «Призвание М.Ф. Романова на царство» квалифицирован как свободный художник. В 1886 году Нестеров получил Большую серебряную медаль – на конкурс выставлялась картина «До государя челобитчики». Теперь Нестеров классный художник третьей степени.

Свадьба

Важное событие в биографии Ходасевича — женитьба на эффектной и симпатичной блондинке, как он сам называл ее, Марине Эрастовне Рындиной. Они заключают брак в 1905 году. Окружающие и знакомые семьи отмечали, что супруга поэта всегда отличалась эксцентричным поведением, например могла показаться в гостях в оригинальном костюме Леды с живым ужом на шее

Окружающие и знакомые семьи отмечали, что супруга поэта всегда отличалась эксцентричным поведением, например могла показаться в гостях в оригинальном костюме Леды с живым ужом на шее.

В биографии поэта Ходасевича этот брак стал ярким, запоминающимся, но непродолжительным эпизодом. Уже в 1907 году он расстался с женой. Сохранились стихи, посвященные Марине Рындиной, большая их часть вошла в книгу под названием «Молодость», которая увидела свет в 1908 году.

Рассказывая о характере и биографии Владислава Фелициановича Ходасевича, в то время многие его знакомые отмечали, что он был большим франтом, например Дону-Аминадо запомнился по студенческому мундиру в пол, копне густых волос, подстриженных на затылке, с нарочито равнодушным и холодным взглядом темных глаз.

Ходасевич Владислав Фелицианович

Родился: 16 (28) мая 1886 года. Умер: 14 июня 1939 года.

Владислав Фелицианович Ходасевич (16 (28) мая 1886, Москва — 14 июня 1939, Париж) — русский поэт. Выступал также как критик, мемуарист и историк литературы, пушкинист.

Его отец Фелициан Иванович (ок. 1834 — 1911) был выходцем из польской обедневшей дворянской семьи Масла-Ходасевичей (иногда Ходасевич называл своего отца «литвином»), учился в Академии художеств.

Попытки молодого Фелициана стать художником не удались, и он стал фотографом, работал в Туле и Москве, в частности, фотографировал Льва Толстого, и, наконец, открыл в Москве магазин фотографических принадлежностей. Жизненный путь отца точно изложен в стихотворении Ходасевича «Дактили»:

Был мой отец шестипалым. По ткани, натянутой туго, Бруни его обучал мягкою кистью водить… Ставши купцом по нужде — никогда ни намеком, ни словом Не поминал, не роптал. Только любил помолчать… Мать — Софья Яковлевна (1846—1911), была дочерью известного еврейского литератора Якова Александровича Брафмана (1824—1879), впоследствии перешедшего в православие (1858) и посвятившего дальнейшую жизнь т. н. «реформе еврейского быта» с христианских позиций. Несмотря на это, Софья Яковлевна была отдана в польскую семью и воспитывалась ревностной католичкой. В католичество был крещён и сам Ходасевич.

Старший брат поэта, Михаил Фелицианович (1865—1925) стал известным адвокатом, его дочь, художница Валентина Ходасевич (1894—1970), в частности, написала портрет своего дяди Владислава. Поэт жил в доме брата во время учёбы в университете и в дальнейшем, вплоть до отъезда из России, поддерживал с ним тёплые отношения.

Окончил 3-ю московскую гимназию и затем, в 1904 году, поступил в Московский университет на юридический факультет, однако осенью следующего года перешёл на историко-филологический, где учился с перерывами до весны 1910 года, но курса не окончил. С середины 1900-х годов Ходасевич находился в гуще литературной московской жизни: посещает Валерия Брюсова и телешовские «среды», литературно-художественный кружок, вечера у Зайцевых, печатается в журналах и газетах, в том числе «Весах» и «Золотом руне».

В 1905 году Ходасевич женился на Марине Эрастовне Рындиной. Брак был несчастливым — уже в конце 1907 года они расстались. Часть стихотворений из первой книги стихов Ходасевича «Молодость» (1908) посвящена отношениям с Мариной Рындиной. По воспоминаниям Анны Ходасевич (Чулковой) поэт в эти годы «был большим франтом», Дону-Аминадо Ходасевич запомнился

в длиннополом студенческом мундире, с чёрной подстриженной на затылке копной густых, тонких, как будто смазанных лампадным маслом волос, с жёлтым, без единой кровинки, лицом, с холодным нарочито равнодушным взглядом умных темных глаз, прямой, неправдоподобно худой… В 1910—1911 гг. Ходасевич страдал болезнью лёгких, что явилось поводом к его поездке с друзьями (М. Осоргиным, Б. Зайцевым, П. Муратовым и его супругой Евгенией и др.) в Венецию, пережил любовную драму с Е. Муратовой и смерть с интервалом в несколько месяцев обоих родителей. С конца 1911 года у поэта установились близкие отношения с младшей сестрой поэта Георгия Чулкова — Анной Чулковой-Гренцион (1887—1964): в 1917 году они обвенчались. Сын Чулковой от первого брака, будущий киноактёр Эдгар Гаррик (1906—1957), рос в семье Ходасевича.

Следующая книга Ходасевича вышла только в 1914 году и называлась «Счастливый домик». За шесть лет, прошедших от написания «Молодости» до «Счастливого домика», Ходасевич стал профессиональным литератором, зарабатывающим на жизнь переводами, рецензиями и фельетонами.

В годы Первой мировой войны получивший «белый билет» по состоянию здоровья поэт сотрудничал в «Русских ведомостях», «Утре России», в 1917 — в «Новой жизни». Из-за туберкулёза позвоночника лето 1916 и 1917 годов провёл в Коктебеле у поэта М. Волошина.

Личная жизнь

Будучи творческим человеком, Владислав Ходасевич часто влюблялся, да и его любили. Ведь, судя по фотографиям, поэт был пусть и худощавым, но обаятельным мужчиной. Его личная жизнь похожа на качели — за головокружительными романами следовали разочарование и беспробудное пьянство.

Первой серьезной увлеченностью стала Марина Эрастовна Рындина, «писаная красавица Москвы». Она согласилась стать женой поэта 17 апреля 1905 года, а в преддверии Нового 1908-го объявила о разрыве.

Брешь, которую оставила Марина Рындина, Владислав Ходасевич стремился заделать случайными связями и мимолетными романами. В 1910–1911 годах он встречался с Евгенией Владимировной Муратовой — бывшей супругой писателя и искусствоведа Павла Павловича Муратова, а затем с Анной Ивановной Чулковой-Гренцион.

Владислав Ходасевич и Нина Берберова / “Еврейская панорама”

Любовные терзания сопровождались трагическими событиями — с разницей в несколько месяцев в 1911 году умерли оба родителя Ходасевича. Это напомнило поэту, насколько жизнь скоротечна, поэтому он бросил алкоголь и задумался о семье. В 1913-м Владислав Фелицианович сыграл свадьбу с Чулковой-Гренцион.

Самой верной женщиной в жизни Ходасевича была Нина Николаевна Берберова, поэтесса. Они познакомились в декабре 1921 года и без памяти влюбились, но законными супругами так и не стали. Вместе пережили эмиграцию и остались добрыми друзьями, расставшись в апреле 1932-го.

Последней любовью Ходасевича стала Ольга Борисовна Марголина, еврейка. Их свадьба состоялась в 1933 году.

Детей после себя поэт не оставил.

О диктатуре бельэтажа

В первые послереволюционные годы Ходасевич работал секретарем третейских судов при комиссаре труда Московской области, в театральном отделе Нарком­проса, преподавателем в Пролеткульте, наконец, директором московской Книж­ной палаты. Последняя, достаточно высокая должность свидетельствует о доверии советских властей к Ходасевичу в этот период. Вообще, его полити­ческая биография была сложной. В эмигрантские годы он старался представить свое сотрудни­чество с большевиками как вынужденное и поверхностное. Но, судя по письмам, он был искренне захвачен революцией и приветствовал не только февральское свержение самодержавия, но и Октябрьский переворот. Неприятие буржуазной пошлости, «диктатуры бельэтажа» выражалось у него в сочувствии политическим крайностям. Ради преображения мира он готов был потерпеть и голод, и красный террор. Тем более острым было разочаро­вание, постигшее его с началом нэпа: жизнь возвращается на круги своя, пошлость непобедима, а значит, все жертвы были напрасны.

другие материалы о поэте

Ходасевич. «Перед зеркалом»

Как сначала ужаснуться собственному отражению в зеркале, а затем написать про это лирический шедевр

Кого обидел Ходасевич

«Истеричка», «поэт подонков», «крошечная кочерыжка смысла» и другая критика

Эмиграция как парад уродов

Почему в поздних стихах Ходасевича все увечные

Король эпатажа

На публике сюрреалист Дали поддерживал образ харизматичной и эпатажной личности. Именно в этот период художник отпустил усы, впоследствии ставшие его визитной карточкой — с 1940 года он носил их изогнутыми вверх, сделавшись звездой журнальных обложек. Он не переставал удивлять мир своими провокационными манерами и неординарным поведением, выражая их в том числе и на холстах. Чего только стоит иронический образ Ленина и композиция о Гитлере, навевающая чувство плохого предзнаменования. Автор показал исторические фигуры в виде нейтральных двухмерных изображений, тем самым выразив свое полное безразличие к общепринятой морали. Впоследствии этот подход усовершенствовал американский художник Энди Уорхолл.

В 1936 году на Международной сюрреалистической выставке в Лондоне Дали предстал в водолазном скафандре, а позируя известному фотографу Сесилу Битону для журнала Vogue, он надел на Гала фехтовальную маску.

Распятие Поэта

«А не открыть ли газик?» — скажет он Берберовой в Париже в то утро, когда она будет уходить от него. Она боялась, что он убьет себя, но — все-таки ушла. Ушла «по правилам». Честно сказала, что уходит «ни к кому», наварила борща на три дня, перештопала носки. И все в их «цыганском быту» оставила ему. Мебель, лампу, чайник, даже вышитого петуха на чайник. На улице обернулась, нашла свое окно на 4-м этаже. Поэт стоял в нем во весь рост в полосатой пижаме, и его руки, опиравшиеся на раму, показались ей распятием.

Был апрель 1932 года. Ровно десять лет назад (тик в тик), в апреле 1922 года, он и сказал Нине те слова: «уцелеть и быть вместе». Увы!

Сегодня на книжном базаре она известнее Ходасевича — факт. Но мы все больше узнаем о ней такого, что из памяти уже не вычеркнешь. «Во время оккупации Франции Берберова осталась в Париже, — пишет Роман Гуль, — и написала стихотворение о Гитлере, в котором сравнивала его с шекспировскими героями». Звала друзей сотрудничать с оккупантами, про немцев говорила, что при них «наконец-то свободно дышится». А когда в 1989-м она посетит СССР, где мы ее едва на руках не носили, то, вернувшись в США, на вопрос Бродского, ну как-де, ответит: «Я смотрела на эту толпу, и думала: пулеметов бы сюда!..» Он, тоже тогда не большой поклонник происходившего, не выдержит: «Нина Николаевна, нельзя же так!» — «Что нельзя?» — нахмурится она в ответ…

В. Ходасевич. Собрание стихов. 1927 год.

Ничего этого Ходасевич уже не узнает. Умрет за месяц до вступления немцев в Париж. Рядом с ним будет последняя его жена — Ольга Марголина, от которой через два года тоже останется один пепел: ее, еврейку, сожгут в концлагере как раз те, кого Нина восхваляла за «орднунг» — за порядок.

В последний час, умирая от рака печени, он, уже не зеленый даже — коричневый от боли, весивший 49 кг, с седыми космами, с двухнедельной щетиной (зубов уже и не вставлял), дождавшись, когда жена его вышла на минуту, скажет Нине, заливаясь слезами: «Быть где-то и ничего не знать о тебе!.. Только тебя люблю. Все время о тебе, днем и ночью. Ты же знаешь. Как я буду без тебя? Где я буду? Ну, все равно. Теперь прощай…»

Так пишет она. Верить — не верить? Не знаю. Свидетелей этому не было.

Не верю в красоту земную

Не верю в красоту земную

И здешней правды не хочу.

И ту, которую целую,

Простому счастью не учу.

По нежной плоти человечьей

Мой нож проводит

алый жгут:

Пусть мной целованные плечи

Опять крылами прорастут!

Путем зерна

Проходит сеятель по ровным бороздам.

Отец его и дед по тем же шли путям.

Сверкает золотом в его руке зерно,

Но в землю черную оно упасть должно.

И там, где червь слепой прокладывает ход,

Оно в заветный срок умрет и прорастет.

Так и душа моя идет путем зерна:

Сойдя во мрак, умрет — и оживет она.

И ты, моя страна, и ты, ее народ,

Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год, —

Затем, что мудрость нам единая дана:

Всему живущему идти путем зерна.

Перед зеркалом

Я, я, я! Что за дикое слово!

Неужели вон тот — это я?

Разве мама любила такого,

Желто-серого, полуседого

И всезнающего, как змея?

Разве мальчик, в Останкине летом

Танцевавший на дачных балах, —

Это я, тот, кто каждым ответом

Желторотым внушает поэтам

Отвращение, злобу и страх?

Разве тот, кто в полночные споры

Всю мальчишечью вкладывал прыть,-

Это я, тот же самый, который

На трагические разговоры

Научился молчать и шутить?

Впрочем — так и всегда на средине

Рокового земного пути:

От ничтожной причины — к причине,

А глядишь — заплутался в пустыне,

И своих же следов не найти.

Да, меня не пантера прыжками

На парижский чердак загнала.

И Виргилия нет за плечами, —

Только есть одиночество — в раме

Говорящего правду стекла.

Памятник

Во мне конец, во мне начало.

Мной совершённое так мало!

Но всё ж я прочное звено:

Мне это счастие дано.

В России новой, но великой,

Поставят идол мой двуликий

На перекрестке двух дорог,

Где время, ветер и песок…

Всё не случайно в жизни поэтов. Через три года кладбище, где зарыли его, разбомбят англичане. Вывороченная земля, ни одной целой могилы: зияющие дыры, треснувшие памятники, ангелы с отбитыми крыльями. Нетронутой окажется лишь могила поэта. 30 порушенных надгробий и среди них — его крест. Тоже распятие. Распятие — над гибелью. Всё правильно, так и должно было быть, ибо поэзия и поэты — бессмертны.

Дружба с М. Горьким

В 1918 г., после организации «Всемирной литературы» в Петрограде происходит личное знакомство Ходасевича с Горьким. После переезда в Петроград их житейские и дружеские связи укрепляются, а с 1921 г., несмотря на «разницу… литературных мнений и возрастов», знакомство их переходит в тесную дружбу. В сближении обоих писателей сыграли роль дружеские отношения Горького с племянницей поэта — художницей В. М. Ходасевич, которая с 1921 г. жила в густонаселенной квартире Горького на Кронверкском проспекте в Петрограде. Оказавшись в Берлине, Ходасевич пишет Горькому, который уговорил поэта поселиться в городке Саарове, где они в постоянном общении прожили до середины лета 1923 г. В ноябре того же года они снова съехались в Праге, откуда переехали в Мариенбад. В марте 1924 г. Ходасевич и Берберова направились в Италию — в Венецию, Рим и Турин, затем в августе перебрались в Париж, а оттуда в Лондон и Белфаст (в Ирландии). Наконец, в начале октября того же 1924 г. они вернулись в Италию и в Сорренто прожили вместе с Горьким на его вилле «Il Sorito» до 18 апреля 1925 г.,— дня, когда Ходасевич и Горький расстались навсегда. Период 1921 — 1925 гг.— время постоянного общения и живого обмена мнениями между Горьким и Ходасевичем. В 1923 — 1925 гг. они вместе с А. Белым организуют в Берлине журнал «Беседа», который, по их замыслу, должен был объединить на своих страницах писателей Советской России и Запада. Но журнал не был допущен к распространению в СССР, и после выхода семи книжек издание его пришлось прекратить. В письмах 1922—1925 гг. Горький многократно высоко отзывается о таланте Ходасевича, называет его «поэтом-классиком», «лучшим поэтом современной России», который «пишет совершенно изумительные стихи».

В юношеском клубе: рождение вратаря

Первое время Владислав играл на позиции нападающего. Тренировался по три раза в неделю. Больше месяца мечтал о настоящей хоккейной форме. Но на всех спортсменов тогда ее не хватало. Владу повезло, что никто не хотел стоять в воротах. Тогда смышленый мальчишка попросил тренера перевести его на новую позицию. Так Третьяк стал вратарем и заодно получил вожделенную форму.

Отец юного хоккеиста был недоволен выбором сына, часто сравнивал его с дворником с метлой. Но Александр Дмитриевич изменил свое мнение, как только сын начал участвовать в соревнованиях и приносить домой заработанные за игры деньги. Уже тогда среди других юниоров сильно выделялся Владислав Третьяк. Сколько лет ему было в то время? Тогда юному хоккеисту исполнилось всего 15 лет.

Как познакомились Владислав Третьяк и его жена

Между прочим, в свое время эту пару сосватали по старинке, за глаза. Мамина подруга так нахваливала молоденькую Таню, что Владислав в итоге понял: от этой девушки ему никуда не деться, и согласился встретиться с ней. Хотя в то время ему было, в общем, не до романов – приближалась Олимпиада в Скарборо.

Кстати, на свое первое свидание Танечка сильно опоздала, потому что не успела на электричку, из-за чего Владиславу пришлось дожидаться ее целый час, стоя на площади трех вокзалов. Девушка сильно переживала, ведь она не знала, как выглядит тот парень, которому так старательно ее сватали. Зато Владислав Третьяк, увидев такую хорошенькую девушку, решил, что с ней он будет всю жизнь.

Разрыв с Горьким и Белым

1922 — 1923 гг. — также и годы апогея дружбы Ходасевича и А. Белого, который в это время, подобно Ходасевичу, принадлежал к обитателям «русского Берлина». Однако в 1923 г. между старшим и младшим поэтом происходит разрыв. А в 1925 г. аналогичный разрыв венчает долгие годы близости между Ходасевичем и Горьким, который упрекает Ходасевича в том, что он «неоправданно зол» и «делает из своей злобы — ремесло». Подробно о своей дружбе и разрыве с Горьким и А. Белым и о причинах этого разрыва Ходасевич рассказал в воспоминаниях о них, вошедших в книгу «Некрополь». Основной причиной разрыва было возвращение А. Белого в Россию и нежелание Горького признать свое тогдашнее фактическое положение эмигранта, надежды его, укреплявшиеся Е. П. Пешковой и М. Будберг, на возможное примирение с официальной советской общественностью, с которой Ходасевич к этому времени окончательно порвал. Приняв в 1917 г. Октябрь и сравнительно легко примирившись с лишениями, выпавшими на его долю в эпоху военного коммунизма, Ходасевич резко отрицательно отнесся к НЭПу. Позднее он зорко угадал ложь и лицемерие сталинской диктатуры.

Нестеров портретист

До революции в творчестве художника портрет как жанр почти не существовал. Лишь единичные работы с образом близких: дочери Ольги, жены Екатерины, да ещё несколько значимых личностей (Горький, Толстой).

При советской власти на полотна художника пришёл самый цвет нации, её гордость. Это были выдающиеся деятели в самых разных областях: гений физиологии Иван Павлов, коллега и товарищ Виктор Васнецов, мастер монументальной скульптуры Вера Мухина и многие другие. Художник не раз подчёркивал, что пишет только хороших и симпатичных ему людей. Поэтому любой портрет из обширной плеяды знаменитостей кисти Нестерова не обезличенное или праздное изображение, а демонстрирующая характер портретируемого, яркая и прочувствованная работа мастера.

В 1941 году – Сталинская премия за портрет Павлова, написанный в 1935-м. Есть у художника и автопортреты, в графике и живописи, их около десятка. На заказ художник портреты не писал, дорожа независимостью, руководствовался только собственными желаниями и решениями.

Знакомство Берберовой и Ходасевича

История любви писательницы Нины Николаевны Берберовой и одного из лучших поэтов Серебряного века, мемуариста, критика, историка литературы Владислава Фелициановича Ходасевича была яркой, долгой, но мучительной и трагичной. Нина Берберова была для поэта юной музой. Они были очень разными, но при этом трудно их представить друг без друга.

Впервые Берберова и Ходасевич встретились в 1921 году. Ходасевич на тот момент уже был известным поэтом, а Берберова, молодая восторженная провинциалка из Ростова-на-Дону, только приехавшая в Петроград. На литературном вечере, где Ходасевич читал свои новые стихи, Берберова подошла к нему за автографов. Поэт подарил ей книгу и очень удивился тому, с каким нескрываемым детским восторгом девушка поцеловала обложку.

Затем, смущаясь, Нина Берберова в течение двух часов читала Ходасевичу свои стихи, а в особо эмоциональные моменты касалась его руки. Поэт был очарован юной поэтессой. С этого момента он стал встречать Берберову после занятий в институте истории искусств. Ходасевич был старше Берберовой на пятнадцать лет.

Стихи Нины Берберовой:

• «Петербург»
• «За погибшую жизнь я хотела любить»
• «Гитара»
• «Сложить у ног твоих весь этот страшный мир»
• «Перед разлукой горестной и трудной»
• «Вечная память»
• «Шекспиру»
• «Без женской нежности, друзья, как жить?»
• «Честно, весело и пьяно»
• «Восьмистишия»

Всеволод Рождественский пригласил Нину Берберову в Дом литераторов для встречи Нового года. Оттуда девушка ушла уже с Владиславом Ходасевичем. Они много гуляли по Петрограду среди толпы празднующих. Ходасевич влюбился в Нину Николаевну, совершенно позабыв обо всем. Нина Берберова отличалась непосредственностью и одновременно твердостью характера, точно знала, чего хочет от жизни. Ходасевич был ее противоположностью – ранимым, беззащитным и неспособным к грубости. Остается загадкой, как могли сойтись две абсолютные противоположности, два совершенно разных человека.

Владислав Ходасевич долго не решался раскрыть Берберовой всю правду о себе. Он умолчал о своем слабом здоровье, о том, что любит азартные игры, о том, что женат. Берберова часто оставалась ночевать у поэта. Это продолжалось до тех пор, пока К. Чуковский, с которым они были дружны, случайно не обмолвился о скором возвращении из санатория супруги Владислава Ходасевича, Анны Чулковой-Гренцион, с которой поэт был обвенчан в 1917 году.

После возвращения женщина сразу поняла, что у Ходасевича есть другая. Поэт сразу во всем признался Берберовой. Жена Ходасевича поначалу считала, что это всего лишь очередное увлечение супруга, которое пройдет так же быстро.

Ходасевич много раз обещал жене расстаться с Берберовой, но уже через несколько дней разлуки впадал в глубокую депрессию, начинал молиться и постепенно эти мольбы превращались в настоящий плач. Анна Гренцион не выдерживала и сама приглашала Берберову, чтобы успокоить поэта. Даже после того, как Ходасевич заверил супругу в том, что порвал с Берберовой, он продолжал тайком писать Нине.

В конце концов, Ходасевич предложил бежать Берберовой за границу. У него не хватало смелости сказать супруге об этом, но жить без своей Нины он тоже не мог. На тот момент единственным выходом влюбленным показалось бегство. Ходасевич был уверен, что в России их будущее безнадежно, и лишь за границей им удастся уцелеть.

Берберова во всем верила любимому человеку и согласилась бежать. Ходасевич использовал все свои связи, чтобы добыть себе и Нине Николаевне загранпаспорта. Официально всем он сообщил, что едет в Европу на лечение. Нина же сообщила, что едет за границу, чтобы продолжить обучение.

Однако даже бегство за рубеж не смогло сделать их по-настоящему счастливыми.

1886—1939

В. Ходасевич <1915-1916>

Владислав Фелицианович Ходасевич родился в Москве. Его отец был поляк, неудачливый живописец и фотограф, а мать — еврейка, воспитанная в польской католической культуре. Для творческого сознания Ходасевича были важны все национальные корни, и русский язык звучал с особой новизной еще и потому, что воспринимался на фоне польского и воспоминаний об изгойстве братьев по крови.

Детские годы запомнились поэту постоянным интересом к искусству. Этот интерес был поддержан гимназией, где Ходасевич познакомился с В. Гофманом и Александром Брюсовым (братом В. Я., тоже писавшим стихи). Учился на юридическом и историко-филологическом факультетах Московского университета (не окончил). Впервые выступил в 1905 г. в альманахе «Гриф». В 1903—1905 гг. был близок к московским символистам. Первая книга «Молодость» (М., 1908) полна внутренне напряженных трагических стихов, где личное неустройство становилось знамением всемирного кризиса. (Впоследствии поэт считал эту книгу ученической.)

После выхода «Молодости» Ходасевич становится профессиональным литератором, регулярно сотрудничая в различных московских газетах, много занимаясь переводами. Второй сборник его стихов — «Счастливый домик» (М., 1914) был принят рецензентами без восторга, но вполне одобрительно; единодушно отмечались последовательная традиционность и безмятежность, восходящая к лирике пушкинской поры. Не очень внимательному глазу тогдашних котиков почти не удалось заметить за эти гармонически стройной поэзией глубинного душевного смятения, на какое-то время принесенного в жертву желанию увидеть в мире идеал «простого счастья».

Третья книга — «Путем зерна» (М., 1920) снова выводила трагизм существования поэта в мире на поверхность, но уже на ином уровне, чем это было в «Молодости». Вместо расхожих штампов «новой поэзии» появляется уверенная отточенность слова, банальные «поэтические» ситуации заменяются необычайно резким соединением повседневной жизни с запредельным душевным опытом; расшатывается гармоническая поэтика прежних стихов. В книге отразились и личные переживания Ходасевича, и его понимание роли революции в истории России, поставившей мыслящего человека перед глубинными проблемами бытия от рождения до смерти.

С выходом сборника «Путем зерна» имя Ходасевича начинает восприниматься в одном ряду с именами крупнейших поэтов, но высокие оценки нередко соседствовали с уничижительными в зависимости от того, как воспринималась возможность существования поэзии более или менее традиционных форм в бурной современности. Особенно обострились эти споры после выхода в свет книги «Тяжелая лира» (М.; Пг., 1922), где найденное автором «Путем зерна» было доведено до степени едва ли не канона. Этот сборник увидел свет, когда Ходасевич уже находился в эмиграции. Там вышел и последний цикл Ходасевича-поэта «Европейская ночь» (в его «Собрании стихов», Париж, <1927>).

Изд.: Ходасевич Вл. Стихотворения. Л., 1989 («Б-ка поэта». Большая серия).

.. Из цикла «Кольца»: ………

* * *

Вокруг меня кольцо сжимается, Неслышно подползает сон… О, как печально улыбается, Скрываясь в занавесях, он!

335

Как заунывно заливается В трубе промерзлой — ветра вой! Вокруг меня кольцо сжимается, Вокруг чела Тоска сплетается Моей короной роковой.

18 ноября 1906

НОЧИ

Сергею Кречетову

Чуть воют псы сторожевые. Сегодня там же, где вчера, Кочевий скудных дети злые, Мы руки греем у костра.

И дико смотрит исподлобья Пустых ночей глухая сонь. В дыму рубиновые хлопья, Свистя, гремя, кружит огонь.

Молчит пустыня. Вдаль без звука Колючий ветер гонит прах, — И наших песен злая скука Язвя кривится на губах…

Чуть воют псы сторожевые.

7 мая 1907

Биография

К числу легендарных хоккеистов уверенно относится Владислав Третьяк, который многие годы считался уникальным вратарём – «русской стеной». Он бесстрашно отражал любые удары противников, являясь опорой для своей команды. Десятки самых высоких наград в престижных состязаниях стали свидетельством мастерства выдающегося спортсмена. По завершению спортивной карьеры Владислав не оставил любимое дело, но стал успешным тренером, а позже – политическим деятелем.

Легендарный хоккеист родился 25 апреля 1952 года в небольшом селе Орудьево (Подмосковье) в спортивной семье. Отец Владислава, Александр Дмитриевич, был летчиком и согласно требованиям этой профессии всегда держал себя в хорошей физической форме. Мама Вера Петровна трудилась учителем физкультуры, увлекалась хоккеем с мячом и даже на уровне Москвы участвовала в соревнованиях.

Владислав Третьяк в детстве

Не удивительно, что Владислав с детства занимался разными видами спорта. Так, он увлекался акробатикой, гимнастикой, прыжками в воду, плаванием, но постепенно хоккей вытеснил все другие виды спорта. Мальчик обожал эту «мужскую» игру, а его большой рост и атлетическая комплекция позволяли реализовать свою мечту. Родители отдали 11-летнего Владислава в хоккейную школу при ЦСКА (Москва), что и положило начало продвижению мальчика в мир большого спорта.

Владиславу удалось преодолеть жёсткий конкурсный отбор и даже удивить тренеров команды способностью бесстрашно бросаться наперевес шайбе. Сначала Третьяк был нападающим и некоторое время обходился без формы, так как для всех игроков её просто не хватало. Когда же возник вопрос поиска вратаря для команды, Владислав предложил свою кандидатуру при условии, что ему выдадут настоящую форму.

Владислав Третьяк в юности

Отец Третьяка долгое время не одобрял увлечение сына и даже подшучивал, что хоккеист напоминает ему дворника с метлой. Однако постепенно родители вынуждены были смириться с выбором Владислава, тем более, что парень довольно быстро начал зарабатывать.

Летом 1967 года талантливый вратарь привлёк внимание Анатолия Тарасова – тренера ЦСКА. В итоге, Владислав стал тренироваться вместе с игроками основной команды. Параллельно Третьяк, будучи членом юношеской команды, завоевал титул чемпиона Москвы и лучшего вратаря

Амбициозный парень настойчиво шёл к цели и в 16 лет был принят в состав главной команды знаменитого клуба

Параллельно Третьяк, будучи членом юношеской команды, завоевал титул чемпиона Москвы и лучшего вратаря. Амбициозный парень настойчиво шёл к цели и в 16 лет был принят в состав главной команды знаменитого клуба.